Неточные совпадения
Ястреб проснулся и сидел на копне, с боку на бок поворачивая
голову, недовольно глядя на болото.
— Взяточку, — слышите, Аннушка? Взяточку просят, — с радостью воскликнул
Ястребов. — Значит, дело в шляпе! — И, щелкнув пальцами, он засмеялся сконфуженно, немножко пискливо. Захарий взял его под руку и увел куда-то за дверь, а девица Обоимова, с неизменной улыбкой покачав
головой, сказала Самгину...
Издали виднелся небольшой его домик; он торчал на
голом месте в полуверсте от деревни, как говорится, «на юру», словно
ястреб на пашне.
— Ну, ну, не «циркай» [Циркают
ястреба, когда они чего-нибудь испугаются. — Примеч. авт.]! — презрительно заметил Дикий-Барин. — Начинай, — продолжал он, качнув
головой на рядчика.
Их статные, могучие стволы великолепно чернели на золотисто-прозрачной зелени орешников и рябин; поднимаясь выше, стройно рисовались на ясной лазури и там уже раскидывали шатром свои широкие узловатые сучья;
ястреба, кобчики, пустельги со свистом носились под неподвижными верхушками, пестрые дятлы крепко стучали по толстой коре; звучный напев черного дрозда внезапно раздавался в густой листве вслед за переливчатым криком иволги; внизу, в кустах, чирикали и пели малиновки, чижи и пеночки; зяблики проворно бегали по дорожкам; беляк прокрадывался вдоль опушки, осторожно «костыляя»; красно-бурая белка резво прыгала от дерева к дереву и вдруг садилась, поднявши хвост над
головой.
Тогда
ястреб, я теперь мог его хорошо рассмотреть, подтянул зверька к ольховнику и нанес ему два сильных удара клювом по
голове.
Раз
Ястребов приехал немного навеселе. Подсев к огоньку у балагана Кишкина, он несколько времени молчал, встряхивая своей большой
головой и улыбаясь. Кишкин долго всматривался в его коренастую фигуру и разбойничью рожу, а потом проговорил с лесной откровенностью...
— Ах, дураки, дураки!.. — заливался
Ястребов, качая
головой. — То-то дураки-то… Друг друга обманывают и друг друга ловят. Ну, не дураки ли вы после этого?..
— Он ныне гордый стал, — поддержал
Ястребов расшутившегося секретаря. —
Голой рукой и не возьмешь…
Ястребов поднялся, чтобы выйти, но следователь движением
головы удержал его. Родион Потапыч, войдя в комнату, помолился на образа и отвесил следователю глубокий поклон.
— Я еду туда, где будешь ты, — и буду с тобой, пока ты меня не прогонишь, — отвечал он с отчаянием и припал к рукам своей властительницы. Она высвободила их, положила их ему на
голову и всеми десятью пальцами схватила его волосы. Она медленно перебирала и крутила эти безответные волосы, сама вся выпрямилась, на губах змеилось торжество — а глаза, широкие и светлые до белизны, выражали одну безжалостную тупость и сытость победы. У
ястреба, который когтит пойманную птицу, такие бывают глаза.
Счастливым пользуясь мгновеньем,
К объятой
голове смущеньем,
Как
ястреб, богатырь летит
С подъятой, грозною десницей
И в щеку тяжкой рукавицей
С размаха
голову разит...
На печке визжал копчик, старавшийся сорваться с веревки, и линялый
ястреб смирно сидел на краю, искоса поглядывая на курочку и изредка справа налево перегибая
голову.
— Н-ну,
ястреб! — пробормотал Фома, тоже сняв картуз и кивая
головой крестному.
Охотник вытягивает ему ноги, складывает ровно крылья, выправляет хвостовые перья и, оставя на свободе одну
голову, спеленывает его в платок, нарочно для того сшитый вдвое, с отверстием для
головы, плотно обвивает краями платка и завязывает слегка снурком или тесемкой; в таком положении носит он на ладони спеленанного гнездаря по крайней мере часа два, и непременно там, где много толпится народа; потом, развязав сзади пеленку, надевает ему на ноги нагавки с опутинками, которые привязываются обыкновенною петлею к должнику, [Нагавками, или обносцами, называются суконные или кожаные, но подшитые тоненьким суконцем онучки, шириною в большой палец, которыми обертывают просторно, в одну рядь, ноги
ястреба; па онучках, то есть пагавках, нашиты опутинки, плетеные тесемочки волос в тридцать, длиною четверти в полторы; каждая опутинка нижним концом своим продевается в петельку, пришитую к нагавке, затягивается и держится крепко и свободно на ноге.
Выношенного
ястреба, приученного видеть около себя легавую собаку, притравливают следующим образом: охотник выходит с ним па открытое место, всего лучше за околицу деревни, в поле; другой охотник идет рядом с ним (впрочем, обойтись и без товарища): незаметно для
ястреба вынимает он из кармана или из вачика [Вачик — холщовая или кожаная двойная сумка; в маленькой сумке лежит вабило, без которого никак не должно ходить в поле, а в большую кладут затравленных перепелок] голубя, предпочтительно молодого, привязанного за ногу тоненьким снурком, другой конец которого привязан к руке охотника: это делается для того, чтоб задержать полет голубя и чтоб, в случае неудачи, он не улетел совсем; голубь вспархивает, как будто нечаянно, из-под самых ног охотника;
ястреб, опутинки которого заблаговременно отвязаны от должника, бросается, догоняет птицу, схватывает и падает с добычею на землю; охотник подбегает и осторожно помогает
ястребу удержать голубя, потому что последний очень силен и гнездарю одному с ним не справиться; нужно придержать голубиные крылья и потом, не вынимая из когтей, отвернуть голубю
голову.
Отняв перепелку, охотник, за спиною у себя, отрывает ей
голову, кладет к себе в вачик, а шейку с головкой показывает
ястребу, который и вскакивает с земли на руку охотника, который, дав ему клюнуть раза два теплого перепелиного мозжечка, остальное прячет в вачик и отдает
ястребу после окончания охоты.
Тут надобно дать полную свободу
ястребу; пусть он возится и управляется с добычей как ему угодно, лишь бы место было гладко; он ощиплет сам перья с голубя и, проглотив сначала
голову и шею, изорванные в кусочки охотником, наестся до отвала, так что перестанет рвать мясо.
Прежде охотники привязывали бубенчик к ноге; но этот способ несравненно хуже: бубенчик будет беспрестанно за что-нибудь задевать и как раз сломается; когда же
ястреб с перепелкой сядет в траву или в хлеб, то звука никакого не будет; а бубенчик в хвосте, как скоро
ястреб начнет щипать птицу, при всяком наклонении
головы и тела станет звенеть и дает о себе знать охотнику, в чем и заключается вся цель.
Он был так умен, что, идя в поле, охотник не брал его на руку, а только отворял чулан, в котором он сидел, —
ястреб вылетал и садился на какую-нибудь крышу; охотник, не обращал на него внимания и отправлялся, куда ему надобно; через несколько времени
ястреб догонял его и садился ему на
голову или на плечо, если хозяин не подставлял руки; иногда случалось, что он долго не являлся к охотнику, но, подходя к знакомым березам, мимо которых надо было проходить (если идти в эту сторону), охотник всегда находил, что
ястреб сидит на дереве и дожидается его; один раз прямо с дерева поймал он перепелку, которую собака спугнула нечаянно, потому что тут прежде никогда не бывало перепелок.
Вечером, когда довольно смеркнется, охотник осторожно влезает в клетку и бережно берет, вдруг обеими руками, спящего
ястреба, который спит, всегда поджав одну ногу со сжатыми в кулачок пальцами, а
голову завернув под крыло.
Налетел
ястребом, как снег на
голову, вырвал нашу лебедушку из стада лебединого, от батюшки, от матушки, от родных, от подруженек.
Он совсем молодчина: стройный, широкоплечий, с осанкой старого гусара; седые волосы на
голове острижены под гребенку, подбородок — бритый, усы длинные, пушистые и серебряные, а глаза — точно у
ястреба, только голубого цвета, а то такие же круглые, впалые, неподвижные и холодные.
Все мы тогда чувствовали себя необыкновенно веселыми и счастливыми, бог весть отчего и почему. Никому и в
голову не приходило сомневаться в силе и могуществе родины, исторический горизонт которой казался чист и ясен, как покрывавшее нас безоблачное небо с ярко горящим солнцем. Все как-то смахивали тогда на воробьев последнего тургеневского рассказа: прыгали, чиликали, наскакивали, и никому в
голову не приходило посмотреть, не реет ли где поверху
ястреб, а только бойчились и чирикали...
Третья группа представляла «Действия злых сердец»: она изображала
ястреба, терзающего голубя, паука, спускающего на муху, кошачью
голову, с мышью в зубах, и лисицу, давящую петуха. Эту группу заключал нестройный хор музыки; музыканты были наряжены в виде разных животных.
Угрозы генерала немедленно подействовали, как удар из ружья над
ястребами, делящими свою добычу; освобожденный пленник прорезал волны народные и взбежал на террасу. Величаво, пламенными глазами посмотрел он вокруг себя; тряся
головой, закинул назад черные кудри, иронически усмехнулся (в этой усмешке, во всей наружности его боролись благородные чувства с притворством) и сказал Шлиппенбаху...